На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

ОБО ВСЕМ

154 подписчика

Отец Валериан, Петенька-здоровяк и умиление.Рассказ.Ольга Рожнёва

 



«Скорей бы закончилась эта неприятная поездка!» – думал печальный отец Валериан, монастырский келарь. В окне автобуса очертания деревушек, лесов и полей сливались от сильного летнего ливня, крупные капли били в стекло и по крыше междугороднего автобуса. Можно было уютно подремать в мягком кресле, но дремать не давали – компания оказалась слишком беспокойная.
Отец Валериан отлучался из обители: ездил в областную стоматологическую поликлинику. Зуб вылечил, а на обратном пути угораздило его поторопиться и поехать не вечером на монастырской машине, а днем на паломническом автобусе. Встретился со знакомым экскурсоводом, который взял его на свободное место.
Экскурсовод епархиальной паломнической службы Николай Иванович, уже в годах, добрый и мягкий, рассказывал всегда интересно, выразительно, душеполезно. Только паломники в этот раз попались очень беспокойные. Слушали плохо, часто перебивали. Были ли они верующими вообще? Чем дальше ехал автобус, тем больше сомневался в этом инок. Из громких разговоров неожиданных попутчиков он понял, что паломническую поездку оплатил их босс, решив устроить культурную программу для работников своей фирмы.
Николай Иванович говорил об истории обители – слушали невнимательно, стал рассказывать об отцах-исповедниках и о святынях обители – опять слушают без благоговения. И люди вроде бы образованные, интеллигентные, а о духовном – неинтересно им. На задних сидениях молодые мужчины часто посмеивались, потом пустили по рядам фляжки с коньяком. Шум и разговоры стали еще громче и уже перекрывали голос экскурсовода, который всё старался увлечь своих слушателей духовным рассказом.
Отец Валериан, наблюдая за паломниками, приезжающими в обитель, давно заметил, что некоторые имеют душу отзывчивую, легкодоступную действию благодати. Стоит начать говорить им о духовном – и сердце их отзывается, загорается, слезы близко.
В других дух лишь тлеет, и много нужно усилий, чтобы высечь искру, зажечь духовный огонь, чтобы отозвался человек на действие благодати Божией. Как сказал когда-то Оптинский старец Нектарий, глядя на фото молодого человека: «Вижу присутствие духа», – и благословил привезти его в Оптину.
Были и такие, в ком не находилось ни одной духовной искры. Они оставались безразлично-равнодушными даже там, где остальные плакали от умиления. Иногда же это равнодушие сменялось раздражением, и они злобно высмеивали растроганных, тех, кто плакал, тех, кто был способен на умиление. Были ли они безнадежны или просто Господь не коснулся пока их сердца – этого отец Валериан не знал.
Он знал только, что мужество и умиление – не противоречат друг другу.
Николай Иванович, уже немного охрипший от мешавшего шума и возни, начал рассказывать про святыню обители – икону Пресвятой Богородицы «Умиление». И тут его перебил насмешливый мужской бас:
– Простите, можно спросить: что такое это умиление? Я вот сколько живу – а никогда не понимал, что же это за умиление такое бывает!
Николай Иванович растерялся. Он помолчал минуту, совершенно обескураженный вопросом: пускай неверующие, но русские же, не могут они не знать такого простого слова «умиление»… И экскурсовод стал просто рассказывать дальше, а шум на задних сидениях усилился, и насмешливый бас стал ведущим, повествующим какую-то веселую байку.
Отец Валериан обернулся и разглядел насмешника: мужчина лет 35, здоровенный, лысый. Здоровяк прикладывался к фляжке, которая в его ручищах казалась наперстком.
В душе поднималось возмущение. Иноку захотелось встать и навести порядок в автобусе, призвать к тишине, если уж собрались эти горе-паломники в святую обитель, но тут Николай Иванович добрался до конца своего рассказа и сел на переднее сидение, утирая вспотевший лоб. Он откидывал рукой седую прядь, и отец Валериан заметил, что рука экскурсовода немного дрожала.
Инок попытался успокоиться, обрести утраченный душевный мир. Умиление… А знал ли он сам, что такое умиление? Да. Он знал.
Хорошо помнил свою недавнюю поездку на Афон с игуменом Савватием. Они, пятеро русских иноков, тогда посетили в числе других обителей Иверский монастырь с его главной святыней – иконой Иверской Божией Матери. Лик Пречистой хранил след удара копьем иконоборцев. Из пораженного места хлынула кровь, и благочестивая вдова, в доме которой икона находилась, опустила святыню в море, чтобы спасти ее.
Чудесная икона приплыла в столпе огненного света к берегу Афона, и инок Иверского монастыря святой Гавриил Грузин пошел по воде и принял святыню. Сначала икону поставили в храме, но на следующий день она чудесным образом оказалась над вратами обители, и Божия Матерь явила Свою волю иноку Гавриилу во сне: Она не желает быть хранимой иноками, а Сама будет Хранительницей обители. Поэтому святую икону назвали Портаитиссою – Вратарницей – и в акафисте ее славят: «Радуйся, Благая Вратарнице, двери райские верным отверзающая!»
По преданию, перед концом света икона уйдет из обители так же таинственно, как и пришла. Но пока святыня в монастыре – есть еще время на покаяние.
Когда иноки приехали в Иверон, то зашли в параклис – небольшой храм слева от врат. В параклисе, немного в стороне от иконы, стоял греческий монах и тихо рассказывал двум паломникам о святыне. Иноки подошли к иконе, все пятеро встали на колени и стали читать акафист Божией Матери, каждый по икосу и кондаку по очереди.
Они стояли тогда на коленях перед иконой, и такое умиление появилось в сердце, что стало трудно дышать, на глаза сами навернулись слезы. Первый инок начал читать, прочитал пару строк и не смог читать дальше – заплакал. Продолжил молитву второй инок, и через несколько слов у него тоже потекли слезы. Потом заплакал третий, и через несколько минут они, все пятеро, крупные, высокие, бородатые русские монахи, как дети рыдали перед иконой Пречистой.
Такие немощные, грешные – и почувствовали Ее Материнство. Каждый тогда осознал: ты Ее сын, грешный, но сын. И Она тебя приняла, не отвергла – и это чудо Божие. Особое состояние, которое трудно передать словами. Невозможно просто так стоять перед Ней: изнемогаешь от Света, от Божией милости и благодати, таешь от благодати.
Грек прекратил рассказывать паломникам про икону, на цыпочках, с благоговением, осторожно посматривая на русских, вывел своих из параклиса, чтобы не мешать. И они какое-то время просто стояли на коленях перед образом Пресвятой Богородицы и плакали, не в силах сдержать слез от нахлынувшей благодати, обильно изливаемой святой иконой.
Потом утерли слезы, приложились с благоговением к святому образу и, притихшие, в умилении вышли из храма. Молча сели в машину и в полной тишине поехали к себе в монастырь. Духовное переживание было таким острым, таким сильным, что до конца пути они не сказали друг другу ни слова.
Да, отец Валериан знал, что такое умиление. Но как объяснить это здоровяку, который такого чувства никогда не испытывал? Расскажи ему про слезы пятерых взрослых мужиков – как он отреагирует? Засмеется? Будет насмехаться? А стоит ли такому вообще что-то рассказывать? Если его не прошибешь ничем… Взять бы за грудки да тряхнуть как следует, ничего, что здоровяк… Он, отец Валериан, бывший мастер спорта по вольной борьбе, вполне с этой задачей справится…
Что-то мысли пошли такие – совсем для инока неподходящие… Злом на зло нельзя отвечать… Нужно помолиться за здоровяка. От души помолиться, чтобы открыл ему Господь, что такое благодать, что такое умиление. Отец Валериан сосредоточился, но молитва шла плохо, шум и смех на задних сидениях мешали, и он никак не мог справиться с чувством раздражения. А какая там молитва от души, когда никак не можешь с раздражением справиться?! Он боролся с навязчивым помыслом и продолжал молиться, но дело шло слишком туго.
Вот приедут в обитель, хорошо бы встретил весельчаков схиархимандрит отец Захария. А он, не смотри, что ростом невысокий, худенький и старенький, так обличить может – мало не покажется! Старец, конечно, давно гнев победил, но если вид разгневанного примет, если начнет выговор делать – только держись! Пот прошибает, и колени подгибаются, потому как наставляет он не от себя, а – как власть имеющий.
Автобус затормозил в нескольких метрах от монастыря. Ноги затекли, и отец Валериан с трудом встал. При виде родной обители – как всегда радость, хоть и уезжал всего на день: белоснежный красавец храм, родная келья, цветы и – тишина монастыря, особенная тишина, благоговейная, намоленная. Мир душевных сил.
Зашли в монастырь, и – как мечтал отец Валериан – навстречу сам схиархимандрит Захария!
Только вместо гневного обличения старец руки широко развел и восклицает ласково:
– Деточки мои! Деточки мои приехали!
Инок опешил. Если б знал старец, как они себя в автобусе вели, эти самые деточки! А старец не унимается, всех встречает так радостно, с такой любовью, как будто на самом деле это его дети родные приехали. Любимые, долгожданные! Где-то пропадали, на чужой стороне – и вот нашлись наконец! Приехали!
– Деточки мои родненькие!
И каждого обнимает. А они опешили, а потом тоже начинают как дети радоваться. По одному к старцу подходят, вот уже очередь выстроилась, и каждый как дитя малое смотрит на старца с надеждой и любовью, как будто ребенок маму потерял и вот – нашел наконец.
Из трапезной вкусно пахнет, а они забыли, что голодные, про фляжки свои с коньяком дорогим забыли – и тянутся к отцу Захарии. Отец Валериан стоит растерянный, наблюдает, ждет: вот до здоровяка очередь дойдет – уж его-то батюшка отчистит по полной программе.
Приняв благословение, паломники за Николаем Ивановичем к храму один за другим потянулись. Дошла очередь и до здоровяка. Он стоит, большой, лысый, насупленный, носком ботинка землю ковыряет. А старец его ласковее всех обнимает, своей слабой ручкой до его высоченной лысины дотягивается, голову к себе притягивает и целует, словно сына родного:
– Петенька мой приехал! Наконец-то! Родной ты мой! Деточка моя!
И насмешливый здоровяк громко, неожиданно для всех и самого себя, всхлипывает и бережно старца в свои здоровенные объятия заключает:
– Батюшка! А как вы мое имя узнали?!
– Да я же тебя заждался, Петенька, ты уж лет пять назад должен был приехать-то, а видишь, как припозднился! Хватил горя, обманули, предали – думал: жизнь закончилась?! Нет, сынок, она у нас с тобой только еще начинается!
И видит отец Валериан, как здоровый Петенька плачет как ребенок, уткнувшись в плечо старца. Отец келарь смущенно отвернулся и отправился в трапезную к дежурным трапезникам насчет обеда гостям обители распорядиться.
А на вечерней службе группа паломников вела себя тихо и благоговейно. Здоровяк тоже стоял тихий-тихий, и вид у него был совсем другой, не такой, как в автобусе, – серьезный, печальный, растроганный. Николай Иванович молился рядом с отцом Валерианом, и после отпуста здоровяк подошел к ним. Он стоял молча, нерешительно, перетаптываясь с ноги на ногу, и Николай Иванович спросил первый:
– Всё в порядке, Петр Викторович?
– Николай Иванович, простите меня, пожалуйста. Я хотел извиниться за свой вопрос.
– Теперь вы знаете, что такое умиление?
– Знаю.

 

 

5 сентября 2013 год

 

 

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх